Собрание трансформаторщиков, посвященное памяти Самуила Исааковича Рабиновича и Эмануила Абрамовича Манькина и презентации книги Дело их жизни. Выдающиеся трансформаторостроители С.И.Рабинович и Э.А.Манькин. Очерки, воспоминания, документы. К 100-летию со дня рождения / Составитель Л.В.Лейтес. Нью-Йорк: 2005 (374 стр., фотографий 169, фотокопий документов 36, именной указатель 12 стр.), состоялось в пятницу 30 сентября в еврейском культурном центре «Хатиква» (Надежда) в Кью Гарденсе (Нью-Йорк, Квинс, Леффертс бульв. 82-09) с 12 до 18 ч.     

В собрании приняли участие живущие теперь в США – лауреат Ленинской премии Вольф Френкель, долгие годы работавший начальником конструкторского отдела Всесоюзного института трансформаторостроения (ВИТ, Запорожье); бывший заместитель директора Запорожского трансформаторного завода (ЗТЗ) по экономике Борис Шик; член академии инженерных наук Украины Исаак Эйнгорн, начальник лаборатории на ЗТЗ; конструктор МТЗ Александр Мазур, 25 лет проработавший на трансформаторных заводах в США, в том числе вице-президентом фирмы; руководитель расчетной группы Минского электротехнического завода  Татьяна Минковская; старший научный сотрудник ВНИИ Электропривод Елизавета Данюшевская и другие. Приехали сын С.И.Рабиновича Роман из Австралии и дочь Э.А.Манькина Руфь из Калифорнии. Не смогли быть работающие Лев Мильман и Александр Райва. 

На групповой фотографии имеются также Анатолий Кронгауз (СКБ МЭЗ, никакого отношения к Ю.С.Кронгаузу не имеет), Леонид Лейтес (дтн, гл.н.с.ВЭИ), Галина Додяк-Рабинович, Белла Рыженская-Лейтес (ст.н.с.ВНИИЭМ), Ася Френкель, Марина Николаевская (жена Эйнгорна), Авигайль Майзель (внучка Лейтесов).    Кроме них были также Виктор Данюшевский, Илья Миллер (тесть сына Л.Лейтеса), Анна Майзель (дочь Б.Рыженской), Сима Горецкая (родственница жены внука Э.А.Манькина, певица), Елена Хазан, Галина Фрумович, Евгения Розенцвит, Анна Суражская (из Хатиквы).   

Всего на собрании были 23 чел., 8 из них лично знали обоих героев книги, 4 знали одного из героев.

Выступали 13 чел. ((п.= повторно)): Лейтес, Френкель, Мазур, Рабинович, Манькина, Хазан, Рыженская, Эйнгорн, Шик, п.Манькина, Горецкая (песни), Кронгауз, Данюшевский, Миллер, п.Френкель, п.Мазур, п.Лейтес.

Стенограмма сокращенная – вводные и вспомогательные слова и фразы, тосты, повторы и т.п., а также некоторые реплики опущены. Все выступавшие заканчивали речь тостами.      Имена (ЭАМ, СИР) говорили полностью.   Абзацные отступы заменены на 5 пробелов. В выборку не включены некоторые фразы и абзацы.

Лейтес: Дорогие друзья! Сегодня мы собрались, чтобы почтить память двух замечательных людей – ЭАМ и СИР.    Это были выдающиеся Инженеры, замечательные Учителя, Воспитатели, Руководители, Родители, а самое главное – замечательные Люди.    Об этом свидетельствует то, что мы с удовольствием делали книгу их памяти через несколько десятилетий после того, как они ушли из этого мира.    Когда мы уже сдали книгу в печать, я снова прорабатывал её и с огромным удивлением обнаружил, что я работал у Манькина всего 2 года 2 месяца, а у Рабиновича лишь 5 лет. У меня в памяти было, что это огромные долгие этапы моей жизни. Это о многом говорит.    Давайте помянем их.  ...

Лейтес: Слово предоставляется лауреату Ленинской премии, Главному конструктору в Запорожье по мощным и сверхвысоковольтным тр-рам, знавшему СИР с первых дней своей работы, а ЭАМ несколько позже, Вольфу Юдовичу Френкелю.

Френкель: Самым лучшим свидетельством, что мы помним этих двух замечательных трансформаторостроителей, является сам факт, что вышла эта книга их памяти. Добавлять что-то трудно, читайте эту книгу.    Когда появилась сама идея книги, все, к кому обращались, были согласны – «Да, это надо сделать», но самую главную роль сыграл тот, кто взял на себя ответственность. Хочу отдать должное ЛВЛ за колоссальный труд и его жене Белле, которая была литературным редактором (Лейтес: И дипломатом), за их тяжелейший, изнурительный труд.     Тот, кто писал, понимает, что значит редакторовать, взвешивать каждое слово. (Лейтес: Вольф, спасибо!).    Тост.

Мазур: Сэм считался трансформаторщиком № 1 в Союзе, и я думаю, что и в мире. После него никого равного не было. Это мое личное мнение. Я видел, как поздно вечером Сэм ходит по отделу, смотрит чертежи и расчёты на столах, выборочно, именно ведущих. Его мало видели дома. (Рабинович: В детские годы я совсем не видел отца – я уже спал, когда он приходил, и еще спал, когда он уходил).     Поднимаю тост за Сэма, за светлую память о нем. Мы учились у него работать и руководить. Его уроки очень помогли мне здесь, в Америке. В Союзе мне не помогало, я был на задворках.    (Лейтес: Простите, я не представил: Александр Львович Мазур, по моей оценке после смерти его учителя Анатолия Борисовича Богданова, то есть с 1960 года, и до дня отъезда Саши – лучший конструктор московского завода. В Америке он проработал 25 лет на трансформаторных заводах, достигнув должности работающего вице-президента фирмы, исполнявшего обязанности главного конструктора, главного технолога, главного консультанта по всем техническим вопросам, главного испытателя, работающего и просто расчётчиком, просто конструктором).  Специфика здесь и в Союзе, подходы, как ведется работа, совершенно разные. Здесь нужна конкурентоспособность, особенно дорог труд. Недавно я был в Москве, на заводе, видел многих. Из них понимают это только Аншин и Шифрин.

Лейтес: Младший из детей СИР, ктн, проработавший более 30 лет во ВНИИЭ, в должности зав.сектором включительно, Роман Самуилович Рабинович.

Рабинович: От имени своего и Руфы спасибо огромное замечательной паре – Лёне и Белле, которая организовала нашу сегодняшнюю встречу, (1) за светлую память о наших родителях, (2) за идею создания этой книги – они первоисточники, (3) за то, что взвалили на свои плечи гигантскую ношу. Они не осознавали, за что взялись, Лёня предполагал сделать книгу за 3-4-5 месяцев. На восьмом месяце, когда мы оказались в глухом тупике, и мы, соавторы этой книги, лезли на стенку, Белла всердцах написала: «Если бы я знала, во что это выльется, мы бы, наверно, не взялись за эту книгу».    Вы не можете себе представить, какой это был огромный труд. Все, кто работал с Лёней, наверно, знают его натуру – его тщательность, его скурпулезность, основательность, принципиальность, въедливость в хорошем смысле слова (Френкель: Главное, Рома, он остается занудой) – в хорошем смысле слова, хотя, когда мы с ним работали, у меня возникали и несколько иные эмоции (смех в зале). На протяжении почти года практически ежедневно я получал на 2-3 страницах мелким шрифтом инструкцию, что и как делать, что неправильно, с довольно подробными, жёсткими, категоричными иногда выступлениями, очень принципиальными, нелицеприятными зачастую, но всегда по делу.    Чтобы ответить на эти письма, я тратил ежедневно по 4-5 часов. Но ведь он работал не только со мной, но и с нашей соавторшей Руфой, и с огромной сетью резидентов по всему миру, с которыми он вел переписку, часть которой в копии шла нам. Я поражался его трудоспособности и огромной энергии, я просто был потрясен, поражен.    Работа над книгой происходила не безболезненно, было много противоречий, эмоций, мы видели книгу по-разному, была разная стилистика изложения материала, другие проблемы, иногда книга заходила в тупик. Тогда в дело вступала Белла, стратегический резерв главного командования, эта замечательная женщина, большая умница. Я хочу сказать ей самые теплые искренние слова. Она замечательный редактор, с ней работать – одно удовольствие. ... Им благодарность, самая глубокая признательность. Не будь их, не было бы этой книги, этой встречи.    Мы, конечно, в семье собрались в день его рождения, так же было у Руфы, когда им исполнилось бы по 100 лет. Нам очень приятно встретиться с вами, вспомнить наших родителей.    Когда я рос рядом с отцом, его нравственные качества были мне понятными и естественными, казались само собой разумеющимися. Масштаб его личности я стал сознавать позже, к зрелым своим годам.    Прекрасная встреча, я вдвойне вам благодарен, признателен. Дай вам Б-г еще много-много лет и такой же энергии, с какой вы делали эту книгу (аплодисменты).

Лейтес: Большое спасибо! ...    Слово дочери ЭАМ, Руфи Эммануиловне Манькиной, по мужу Лейтес, кстати, вдове моего четвероюродного брата, кандидату искусствоведения, (Белла: члену Союза композиторов).

Манькина-Лейтес: Коротко говорить и писать, как Лёня с Беллой знают, я не умею. Но мои статьи редактировала Белла – хороший редактор, а тост никто не редактирует. ...    (1) Я месяц назад была на могиле отца, хотя мы атеисты, не верим в загробную жизнь, казалось, пообщалась с ним, сказала, как мы его помним и любим, – не только семья, но и те, с кем рядом он провел трудовую жизнь.    (3) Он был бы очень рад, что о нем вспоминают.    Ему было бы еще более приятно узнать, что о нем вспоминают его ученики, его сотрудники, и те, кто о нем знает от его учеников и сотрудников.    Я рада, что мы сегодня собрались и есть такой повод, как эта книга.    Рома так хорошо сказал о Белле и Лёне, что я не берусь дополнить. Он оценил эти невероятные труды, которые нагромождались, как айсберги. Я работала, не выходя никуда. Говорила друзьям: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Я трепетала взад и вперед, и слева направо. Белла потом сокращала и удлиняла. Я принесла своей трепетностью много трудностей, переживаний, задача была, видимо, не по силам. Я очень преклоняюсь перед вашим трудом, перед тем, что вы не покинули его посередине (Лейтес: Это был бы не Лейтес). Лёня – я бы не сказала зануда, но человек очень строгих правил, а я, как искусствовед – без правил, без руля, без ветрил, говорят, что науки такой нет, которой я – кандидат (Смех). Присоединяюсь к тосту Ромы за Лёню (его идея, хотя он не знал, во что ввязался) и за Беллу (спасала всех нас, умела сгладить острые углы, всё разрядить). Я её называла «Министр иностранных дел». Тяжело далась книга, но имеем книгу, как говорят, хорошую. Это ваша заслуга прежде всего. Большое спасибо!    Думаю, была какая-то польза от сотрудничества с нами, такими сложными авторами, Рома тоже иногда был сложным автором (Лейтес: Нет!). – Не был сложным? (Лейтес: Нет, был изумительным!). Значит, только я. (Смех в зале). ... (Рабинович: Мы с Руфой даем Белле рекомендацию в ООН, она – великолепный миротворец). ... Мне очень приятно познакомиться сегодня с Вольфом Юдовичем. Он последним видел на работе моего отца. Он написал прекрасный некролог, когда хоронили, ... Всем спасибо, будьте здоровы все. (Данюшевский: Руфа, замечательно сказала!    Л.Лейтес: Хочу добавить: Когда было на грани взрыва, Роман Рабинович взял у Руфы наиболее сложную главу (документы ЭАМ) и сделал, оформил ее. Руфа тогда работать со мной уже не могла.) – Я просто тонула в этих бесконечных требованиях, знаках, значках, ... (Френкель: Надо помнить одно правило – самое сложное, когда пишешь, это написать покороче). – Нет, самое сложное, когда над вами стоит Лёня Лейтес.

Лейтес: Слово Белле Михайловне Рыженской-Лейтес, ктн, лично знавшей СИ и ЭА, и, по моему счастью, моей жене.

Рыженская: Благодарю за приятные слова, которые были сказаны в адрес наш с Лёней и в мой лично.    Это действительно была идея Лёни сделать книгу о СИР и ЭАМ. Сколько лет, как они ушли, а Лёня вспоминал их часто, просто в быту – Сэм сказал бы так, Манькин сделал бы так, будто они живые. Поэтому идея была совершенно естественной.    Конечно, он не понимал, что за адский труд взял на себя. Полтора года он не сходил со стула, работал очень напряжено, как Лейтес умет. Я старалась ему помочь и облегчить жизнь.    Я знала и того, и другого, Манькина лучше. Я работала в ВЭИ 5 лет, правда, не в его лаборатории. Помню, как он здоровался, его веселое лицо, стремительную походку. Когда он бежал по коридору, казалось, был как бы ореол вокруг него. Он не был обычным человеком, он был другой, выделялся. Даже сейчас я помню наизусть песенку «Манькины мы дети, любим одного...».         Лучезарная улыбка всегда озаряла лицо моей мамы, когда она говорила про СИР, а она работала на МТЗ 37 лет.    Мы очень довольны, что книга вышла, что она получилась приличной. Если посмотреть другие биографические книги, то надо сказать, что наша книга получилась очень хорошо. В ней много воспоминаний родствеников и коллег, уникальных документов, фотографий.    Книга будет интересна не только для тех, кто работал на ниве трансформаторостроения. Если вы прочтете её, то увидите, что это жизнь нашего поколения, мы все это прочувствовали на себе или на жизни наших родителей. Это и энтузиазм первых пятилеток, и 1937-ой с его допросами и вызовами, и 1952-ой, когда вот-вот арестуют, и война, послевоеннные годы.   Сегодня, когда мы завершаем работу над этой книгой, я очень довольна, что вы пришли, такие красивые, что мы так хорошо сидим, и я вам всем желаю здоровья. (аплодисменты).

Лейтес: Слово имеет Исаак Яковлевич Эйнгорн, член Академии инженерных наук Украины.

Эйнгорн: Очень сложно передать чувства, охватившие меня сегодня, когда я встретил старых и новых друзей. Встреча посвящена двум гигантам. Более близко я знал СИ, менее ЭА. Они уже были гигантами, а я – начинающим. Мои воспоминания о встречах с СИ изложены в книге. Хочу сказать об ЭА. Когда я впервые попал на конференцию на острове Хортица, я мечтал услышать голоса великих специалистов. Мы приехали к 9 часам, конференция еще не началась. Вижу, ЭА идет с полотенцем – только что поплавал в Днепре, выглядел очень бодро, по-молодецки. Подходит к нам – молодым: «Какой дурак придумал этот президиум?» (которого он был председателем). Я тогда подумал: Важна не электротехника, важны такие люди. ... Когда Лёня предложил мне написать в эту книгу, я имел опыт работы с ним. Я знал, какой он человек. Были 1929-е годы, когда середняк пошел в колхозы, были 1960-е, когда середняк пошел в науку. Но в это время был такой преданный идее человек и ученый (Лейтес). Мы с ним у него на даче делали отзыв на рукопись (136 стр.) книги по виброакустике преобразователей – наших замечаний было 25 стр. Через 20 лет я написал обзор о виброакустических характерстиках трансформаторов – примерно 40 стр. На вопрос редакции, кто может быть рецензентом, я ответил: «Только Лейтес». Через пару месяцев получил пакет - 26 стр замечаний, написанных убористым почерком Лейтеса, например: «С.6, абз.7 снизу, строка 2, пятое слово вместо ... нужно ...». И записку: «Исаак, эти замечания – тебе лично. А в редакцию отправил: «Обзор достоин опубликования».». (Аплодисменты). ... Хочу поблагодарить Леню, как закоперщика, за огромный труд. Думаю, книги не было бы без Беллы, которая приложила свои ум, труд, внимание, время.    Для лаур.Лен.премии Вольфа, с которым я проработал 30 лет, я принес фото от 1978 г. магниторовода его тр-ра 206 МВА 500 кВ, которое лежало на столе ПредСовМина Косыгина. Потом, у меня дома, Лейтес пытался спорить, что это не 206 МВА (смех в зале), но безуспешно – на обороте фото было написано ((Я ошибся – запомнилось, что один тр-р 206 МВА был перемаркирован на 180 МВА из-за ошибки в выборе схемы транспозиции в обмотке НН – ЛЛ)).    В Запорожье на Хортице 4-6 сентября этого года было совещание по трансформаторостроению, теперь называемое международным. Нашему собранию я придумал название «Американо-Австралийская секция в трансформаторостроении» (Смех). Давайте попытаемся сделать такие наши встречи традиционными (аплодисменты).

Шик Борис Миронович: Я не имею отношения к созданию тр-ров, я представлял в свое время фирму – ЗТЗ, работал в области экономики трансформаторостроения. В советское время во главе плановых органов и всей экономики страны всегда ставили не экономистов, а инженеров, мне кажется, к счастью – таким образом в управление экономикой попадали талантливые люди. Одним из таких людей был СИР и мне приходилось с ним часто встречаться, о чём остались самые лучшие воспоминания – толковый, умный, разбирающийся в организации производства. Что одним из его способных учеников является Леонид Лейтес, я убедился по одному штриху – он прислал Е-мэйл – приглашение. Текст был таким, что не придти сюда я не мог, хотя есть проблемы со здоровьем и транспортом – более подробного я не видел, там было дотошно учтено всё. Наверно, у него такая же жена. (Белла: Я другая.    Френкель: Когда у меня с Лейтесом были разногласия, мы призывали его жену, и всегда с ней находили общий язык). – С чужим мужем жены всегда находят общий язык. Свою жену нельзя переговорить, ее можно только перемолчать (Смех)...

Кронгауз Анатолий: ... Здесь многие говорили насчет трансформаторных дел. Если вспомнить историю, Манькин начинал работать в СКБ при заводе, там, где работал и я (зав.сектором). Все, кто лично его знал, пишут, что это был исключительный человек. Я его лично не знал, могу зачитать: «СКБ было создано в 1946 г. Однако, ускорительная техника пришла на завод раньше. Ещё в 1942 году в техническом отделе завода, которым руководил ЭАМ, разрабатывалась одна из первых конструкций ...» ((из статьи Л.А.Фукса от 7.5.1986 к 40-летию СКБ – ссыла Л5 на с.358 книги)).    Я лично приношу большую благодарность Лейтесу за то, что нас созвал, что вспоминает этих людей. Эти люди внесли такой вклад, что не грех помнить их всегда (аплодисменты).

Лейтес: Основным исполнителем бумаг к 40-летию СКБ была Мария Иеронимовна Рубина. Позавчера она звонила с восторженым отзывом о книге. Просила передать вам привет.    Передаю самые тёплые приветы и лучшие пожелания от неё и от Льва Иосифовича Мильмана из ВЭИ и Александра Львовича Хенкина из ВИТ, которые не смогли сегодня быть здесь.    Простите, я упустил передать приветы от Иосифа Рафаиловича Ямпольского и многих других, с которыми я разговаривал – см. список.

Манькина зачитала письмо про ЭАМ от своей подруги Майи. 

Мазур: Мы должны вспомнить феноменального, очень специфичного Александра Владимировича Сапожникова. (Лейтес: Не меньше надо и про Кронгауза – про него и Сапожникова упоминаний в книге больше всех). Если он кого-то уважал, то, когда тот приходил с проблемой, отвечал по сути, а если нет, то говорил: «Напишите, я отвечу». Мне говорил: «Правильно мыслишь, подумай вот на эту тему ...». Он был моим учителем в техникуме.

Френкель: Сидели мы в Минэнерго, жарко обсуждали. Были СИР, Сапожников, ... Вышли, продолжая обсуждение, поднялись к Новой пл. (репл.: Лубянке) и разошлись. Через пару недель Сапожников вручает мне «Протокол совещания у памятника гренадерам».



Лейтес: Можно очень много говорить об интересных людях в трансформаторостроении. Безусловно первыми среди них были трое: Ю.С.Кронгауз, ЭАМ и СИР.    Сэм знал всех сотрудников своего огромного отдела, по крайней мере – всех заметных сотрудников, знал их семьи, имена детей, всеми искренне интересовался. Когда ехал в командировку, вез огромные сумки, чаще всего с апельсинами, которых в провинции не было, и в гости шел с дарами.     В последние годы он отмечал даты, например, организовал день памяти Ю.С.Кронгауза через 20 лет после его смерти, с выездом на кладбище в Малаховку, а потом в кафе было 25 человек (я был самый молодой), все выступали, причем 25 речей были совершенно без повторов. Сделал групповой выезд к больному Г.С.Спуву – в книге есть фото. Это были не случайные эпизоды, а система. В частности, когда моя мама жила в далеком Бибирево без телефона, он однажды к ней явился с букетом цветов просто так.    Про Манькина я приведу эпизод, какие в науке встречаются нечасто – отказ подписать серьезную статью по работе, которой руководил, со словами «я эту статью не писал». (Френкель: Это из «Физики шутят». Лейтес: Это правда).    Эту встречу я рассматриваю как то, что делал бы СИР.     И за книгу, и за эту встречу, и за речи ((содержание, факты – основу книги и речей)) спасибо им!!! (Шик: А за организацию спасибо вам!).